Концлагерь в Саласпилсе: новая история

Но сегодня уже пишется другая история – в мае будущего года выйдет книга латвийских историков Раймонда Чударса, Улдиса Неубургса и Рудите Виксне «Саласпилсский лагерь, 1941-1944». Корреспондент ПБК встретился с одним из авторов будущего научного труда и попытался выяснить, к каким новым выводам они пришли.

Так называемый социальный заказ на новую версию Саласпилсского мемориала очевиден. В год его посещают около 50 тысяч туристов, и дума Саласпилсского края, как нам сообщили в министерстве культуры, не прочь перенять под свое крыло этот памятник культуры, только с другой идеологией.

«У латышского общества возникло к этому месту что-то вроде аллергии,

которая еще подогревается различными фальсификациями в русскоязычной среде», - заявил председатель Саласпилсской краевой думы Раймондс Чударс.

Одной из основных фальсификаций, по мнению авторов новейшей интерпретации, являются результаты послевоенных раскопок.

«По результатам работы Чрезвычайной госкомиссии достаточно четко определено количество жертв. Это по меньшей мере 50-56 тысяч человек», - заявил историк Игорь Гусев.

«Там много чего сфабриковано или написано только исходя из нужд пропаганды»,

- оппонирует ему историк Карлис Кангерс.

При этом, если отрицается фактология советская, то новым исследователям ничего не остается, как использовать немецкие архивы.

«Лагерь был предназначен для двух тысяч обитателей.

В лагерь был включен также так называемый лагерь трудового воспитания. Лагерь считался расширенной полицейской тюрьмой, которая подчинялась командиру СС и СД Ланге», - заявил Кангерс.

И как в полицейской тюрьме, в Саласпилсе побывали как проштрафившиеся легионеры и саботажники, так и группа польских офицеров, а также выселенное из партизанских районов население Белоруссии и России. Не считая подпольщиков антигитлеровской коалиции, в том числе и членов Латвийского Центрального совета Константина Чаксте.

«Мы не говорим, что Саласпилс был каким-то местом отдыха. Саласпилс, как сам Ланге пишет, по режиму немногим отличался от концентрационного лагеря», - отметил историк.

По мнению авторов, общее число жертв не могло превышать более двух тысяч человек, в числе которых было несколько сот белорусских детей, погибших от болезней.

«Например, на гарнизонном кладбище, где были отрыты эти детские трупики и тому подобное... Они потому там и остались, что их считали нормальными жертвами.

Если бы у них была пуля в затылке, или у них брали бы кровь, они были бы сожжены»,

- сказал Кангерс.

У историка Игоря Гусева, который самостоятельно проводил раскопки на русском гарнизонном кладбище, где после войны были найдены 632 детских тела, другие данные.

«Есть страшная фотография женщины с ребенком... саласпилсская Мадонна... есть фотографии людей со связанными руками... и это только одно из многих достоверно определенных мест захоронения. Немцы тщательно уничтожали следы своих преступлений... все лето 1944 года вокруг Саласпилса поднимались столбы черного дыма», - отметил он.

История не знает сослагательного наклонения, но ее пишут люди.

«Я думаю, что достаточно тяжело ориентироваться в таком пространстве, где мы легко можем организовать историю согласно какой-то концепции. История – это всегда проект общества, в котором она производится и находится», - заявил культуролог Денис Ханов.

Видимо, такое у нас сегодня общество и таковы «организованные» им продукты, вроде новой истории Саласпилсского лагеря. И хотя уважаемый культуролог считает, что в этом нет ничего плохого – пускай, дескать, борются разные мнения, гораздо важнее другая его мысль.

«Пусть Саласпилсский лагерь будет восприниматься как напоминание вне зависимости от интерпетации, одна душа уничтоженная – это приговор любому режиму, и на таких костях будущее не должно строиться. Вот и все», - отметил Ханов.